Природа – мать, напрягши недра,
Дала Алешу нам, друзья.
Талантом наградила щедро.
Он популярен как дон Педро
Из края диких обезьян!..
Ему бы стать тореадором-
Бычков колол бы да колол.
Быки бы кончили позором,
А мы б ему кричали хором:
«Красив! Ну вылитый орел!..»
Еще бы! Мудрый нос с горбинкой
Да руки словно два крыла.
Почти что все простолюдинки,
Хохлушки, даже кабардинки
Его считали за орла.
Но жил Бычков в родной деревне
Под громким именем Москва.
Мечтал как угодить царевне:
Любовь зажгла его как кремний!..
Кружилась парня голова…
И вот в расцвете сил и мыслей,
Когда вокруг мельчат друзья,
Он сделал все, чтоб мы не кисли,
И встал, глотнув стаканчик виски,
На хрупкой кромке бытия.
Взглянул на мир, на тех, кто ниже,
Сказал: «Прощайте, если что…
На жизнь я вовсе не обижен!»,
Сомкнул пижонистые лыжи,
Глотнул еще грамм эдак сто.
И сгинул в пропасть он без страха,
Без комплиментов от глупцов,
Наш Парень, попросту Рубаха…
Сорвал одну лавину махом,
Но спасся, бешеный Бычков…
Вот так, под впрыск адреналина,
Бросался Леша в круговерть,
Ту, что средь нас звалась лавиной,
Безумной, непреодолимой,
Ну а в простонародье – Смерть!
С великой завистью к Герою,
Молясь за жизнь его Богам,
Я тем не менее порою,
По Вознесенскому, не скрою,
Твержу ему: «А на фига?...»
Ведь непочатых дел – Громада,
Париж не топтан, Рим не взят,
А ты стучишь в ворота Ада,
Когда царевна есть, что надо,
Да и дефолтом не грозят!..
Короче, милый друг мой Леша,
Пора бы приуменьшить риск.
Жизнь станет, право, много dolce,*
И это заявляет Мойша:
Ему не нужен обелиск!..
